О нищете духом.
Jun. 12th, 2011 01:40 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
baurisНавеяно постом ![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
blanqi Самая безбожная страна в истории и культуре - Россия.
Джильс Флетчер в своем труде "О государстве Русском", обозревая церковные реалии нашей страны образца XVI в., не мог не отметить очевидного, красноречивого и, главное, удивительного для европейца факта: "Что касается до объяснения в проповедях Слова Божия, поучения или увещаний, то это у [русских] не в обычае и выше их знаний, потому что все духовенство не имеет совершенно никаких сведений ни в других предметах, ни в Слове Божием". Довольно остроумно для своего времени (и актуально до сих пор!) он прошелся чуть далее по тексту и о социальной стороне отечественного религиозного обскурантизма: "Будучи сами невеждами во всем, они [клирики] стараются всеми средствами воспрепятствовать распространению просвещения, как бы опасаясь, чтобы не обнаружилось их собственное невежество и нечестие. По этой причине они уверили царей, что всякий успех в образовании может произвести переворот в государстве и, следовательно, должен быть опасным для их власти". Но сегодня речь немного не о том.
Священники, неспособные даже обратиться к пастве с проповедью - как это показательно для "богоспасаемой" страны, населенной "народом-богоносцем" с "многовековой духовной культурой" наперевес! Стоит ли удивляться тому, что на Руси никогда не порывались писать об эманациях идей от Абсолюта и разделениях природы, не пытались сформулировать доказательства бытия бога и прочие суммы теологии; тому, что не могли родиться в православном царстве свои Эриугена, Фома Аквинский или хотя бы Франциск Ассизский? Боюсь, даже хрестоматийный схоластический вопрос о количестве чертей на кончике иглы оказался бы слишком абстрактным для местного клира: испокон веков его занималичиста сугубо конкретные вопросы - по понятиям ли церкви владеть богатствами, должен ли рулить Патриарх или Синод, какая обрядность волшбы литургии приемлема, Третий ли Рим в Москве, выше ли священство царства. Пустующую нишу властителей дум вплоть до XIX в. в итоге занимали юродивые.
Этот воинствующий и крайне приземленный антиинтеллектуализм, к слову, очень доходчиво отражен и в культуре последних столетий, будучи воспроизведен, в том числе, и деятелями, всем своим творчеством стремившимся доказать обратное. При более пристальном осмотре наивность противопоставления "безбожного Запада" и "высокодуховной Руси" даже в умах сторонников этой идеи становится очевидной. Сравним два литературных отрывка, демонстрирующих как осознание проблемы интеллектуальной элитой, так и ее, элиты, представление об уровне развития духовного сословия.
Отец Панлю был невысок ростом, но коренаст. Когда он ухватился крупными руками за край кафедры, молящимся было видно лишь что-то черное и широкое, а выше два красных пятна его щек, а еще над ними – очки в металлической оправе. Голос у него был сильный, страстный, разносившийся далеко; и когда святой отец обрушил на собравшихся свою первую фразу, пылкую и чеканную: «Братья мои, вас постигла беда, и вы ее заслужили, братья», по храму прошло движение, докатившееся до паперти.
Последующие фразы логически не особенно то вязались с пафосом этой посылки. Только к середине речи наши сограждане уразумели, что преподобный отец ловким ораторским приемом вложил в первую фразу основной тезис своей проповеди, словно плетью ударил. Сразу же вслед за посылкой отец Панлю и впрямь привел стих из Исхода о египетской чуме и добавил: «Вот когда впервые в истории появился бич сей, дабы сразить врагов Божьих. Фараон противился замыслам Предвечного, и чума вынудила его преклонить колена, С самого начала истории человечества бич Божий смирял жестоковыйных и слепцов. Поразмыслите над этим хорошенько и преклоните колена»... «Ежели чума ныне коснулась вас, значит, пришло время задуматься. Праведным нечего бояться, но нечестивые справедливо трепещут от страха. В необозримой житнице вселенной неумолимый бич будет до той поры молотить зерно человеческое, пока не отделит его от плевел. И мы увидим больше плевел, чем зерна, больше званых, чем избранных, и не Бог возжелал этого зла. Долго, слишком долго мы мирились со злом, долго, слишком долго уповали на милосердие Божье. Достаточно было покаяться во грехах своих, и все становилось нам дозволенным. И каждый смело каялся в прегрешениях своих. Но настанет час – и спросится с него. А пока легче всего жить как живется, с помощью милосердия Божьего, мол, все уладится. Так вот, дальше так продолжаться не могло. Господь Бог, так долго склонявший над жителями города свой милосердный лик, отвратил ныне от него взгляд свой, обманутый в извечных своих чаяниях, устав от бесплодных ожиданий. И, лишившись света Господня, мы очутились, и надолго, во мраке чумы!»
<...> «Братья мои! – возгласил он с силой. – Эта смертоносная охота идет ныне на наших улицах. Смотрите, смотрите, вот он, ангел чумы, прекрасный, как Люцифер, и сверкающий, как само зло, вот он, грозно встающий над вашими кровлями, вот заносит десницу с окровавленным копьем над главою своею, а левой рукой указует на домы ваши. Быть может, как раз сейчас он простер перст к вашей двери, и копье с треском вонзается в дерево, и еще через миг чума входит к вам, усаживается в комнате вашей и ждет вашего возвращения. Она там, терпеливая и зоркая, неотвратимая, как сам порядок мироздания. И руку, что она протянет к вам, ни одна сила земная, ни даже – запомните это хорошенько! – суетные человеческие знания не отведут от вас. И поверженные на обагренное кровью гумно страданий, вы будете отброшены вместе с плевелами».
<...> «Знаю, многие из вас спрашивают себя, к чему я, в сущности, веду. Я хочу привести вас к истине и научить вас радоваться вопреки всему, что я здесь сказал. Ныне уже не те времена, когда человека ведут к добру благие советы и рука брата. Ныне указует истина. И путь к спасению указует вам также багровое копье, и оно же подталкивает вас к Богу. Вот в этом то, братья мои, проявляет себя небесное милосердие, вложившее во все сущее и добро и зло, и гнев и жалость, и чуму и спасение. Тот самый бич, что жестоко разит вас, возносит каждого и указует ему путь… Еще в давние времена абиссинцы христианского вероисповедания видели в чуме вернейшее средство войти в Царство Небесное и приписывали ей Божественное происхождение . Тот, кого пощадил недуг, укутывался в полотнища, которыми укрывали зачумленных, дабы наверняка умереть той же смертью. Разумеется, столь яростное стремление к спасению души мы рекомендовать не можем. Тут проявляет себя прискорбное поспешательство, граничащее с гордыней. Не следует опережать Господа своего и тщиться ускорить ход незыблемого порядка, установленного Творцом раз и навсегда. Это прямым путем ведет к ереси. Но так или иначе, пример сей поучителен. Самым проницательным умам он показывает лучезарный свет вечности в недрах любого страдания. Он, этот свет, озаряет сумеречные дороги, ведущие к освобождению… Он, этот свет, есть проявление Божественной воли, которая без устали претворяет зло в добро. Даже ныне он, этот свет, ведет нас путем смерти, страха и кликов ужаса к последнему безмолвию и к высшему принципу всей нашей жизни. Вот, братья, то несказанное утешение, которое мне хотелось бы вам дать, и пусть то, что вы слышали здесь, будет не просто карающими словесами, но несущим умиротворение глаголом».
<...>Он хочет лишь напомнить слушателям, что летописец Матье Марэ, описывая великую чуму, обрушившуюся на Марсель, жаловался, что живет он в аду, без помощи и надежды. Ну что ж, Матье Марэ был жалкий слепец! Наоборот, отец Панлю решится утверждать, что именно сейчас каждому человеку дана Божественная подмога и извечная надежда христианина. Он надеется вопреки всем надеждам, вопреки ужасу этих дней и крикам умирающих, он надеется, что сограждане наши обратят к небесам то единственное слово, слово христианина, которое и есть сама любовь. А Господь довершит остальное.
Великий французский атеист, автор процитированных строк, живший в секулярном ХХ веке, ухитрился вложить в уста идейного антагониста своих героев прекрасно продуманную и гармоничную с литературной точки зрения речь, достойную Мейстера Экхарта - и при этом не нарушил логику и достоверность своего романа: не слишком сложно вообразить эту проповедь в устах образованного иезуитского кюре и эмоциональный отклик его немногим менее начитанной аудитории.
Поскольку в год публикации "Чумы" теология по эту сторону границы давно вышла из круга дозволенных тем в литературе, перенесемся в прошлое - в благословенный XIX век, когда безбожные революционеры еще не успели смутить умы народа-богоносца диавольским мороком социализма и атеизма.
Старичок священник, с редкою полуседою бородой, с усталыми добрыми глазами, стоял у аналоя и перелистывал требник. Слегка поклонившись Левину, он тотчас же начал читать привычным голосом молитвы. Окончив их, он поклонился в землю и обратился лицом к Левину.
- Здесь Христос невидимо предстоит, принимая вашу исповедь, - сказал он, указывая на распятие. - Веруете ли вы во все то, чему учит нас святая апостольская церковь? - продолжал священник, отворачивая глаза от лица Левина и складывая руки под епитрахиль.
- Я сомневался, я сомневаюсь во всем, - проговорил Левин неприятным для себя голосом и замолчал.
Священник подождал несколько секунд, не скажет ли он еще чего, и, закрыв глаза, быстрым владимирским на "о" говором сказал:
- Сомнения свойственны слабости человеческой, но мы должны молиться, чтобы милосердый господь укрепил нас. Какие особенные грехи имеете? - прибавил он без малейшего промежутка, как бы стараясь не терять времени.
- Мой главный грех есть сомнение. Я во всем сомневаюсь и большею частью нахожусь в сомнении.
- Сомнение свойственно слабости человеческой, - повторил те же слова священник. - В чем же преимущественно вы сомневаетесь?
- Я во всем сомневаюсь. Я сомневаюсь иногда даже в существовании бога, - невольно сказал Левин и ужаснулся неприличию того, что он говорил. Но на священника слова Левина не произвели, как казалось, впечатления.
- Какие же могут быть сомнения в существовании бога? - с чуть заметною улыбкой поспешно сказал он.
Левин молчал.
- Какое же вы можете иметь сомнение о творце, когда вы воззрите на творения его? - продолжал священник быстрым, привычным говором. - Кто же украсил светилами свод небесный? Кто облек землю в красоту ее? Как же без творца? - сказал он, вопросительно взглянув на Левина.
Левин чувствовал, что неприлично было бы вступать в философские прения со священником, и потому сказал в ответ только то, что прямо относилось к вопросу.
- Я не знаю, - сказал он.
- Не знаете? То как же вы сомневаетесь в том, что бог сотворил все? - с веселым недоумением сказал священник.
- Я не понимаю ничего, - сказал Левин, краснея и чувствуя, что слова его глупы и что они не могут не быть глупы в таком положении.
- Молитесь богу и просите его. Даже святые отцы имели сомнения и просили бога об утверждении своей веры. Дьявол имеет большую силу, и мы не должны поддаваться ему. Молитесь богу, просите его, Молитесь богу, - повторил он поспешно.
Великий русский христианский мыслитель позволил одному из "целителей" своего героя произнести в защиту веры детский лепет. Снабдив, конечно, описание трогательно-сусальными эпитетами, отчего правдоподобие, созданное благодаря уровню аргументации, страдает. Да, граф Толстой был достаточно мудр, чтобы не проложить дорогу к катарсису своего автобиографичного героя одной лишь этой пародией на проповедь, однако и ее содержание (со времен Бориса Годунова священники научились держать в голове несколько доводов, заученных в семинарии, и не более), и умилительное отношение к нему автора нам достаточны для выводов.
Как не согласиться в итоге с мнением о том, что христианство в России так и не было проповедовано? Эта традиция ненадолго ожила только в трудах узкого круга интеллектуалов рубежа XIX-XX вв. (среди которых половина была нерукоположенными и крайне далеко отошедшими от догматов, подобно Соловьеву и Лосскому), а в массах оказалось усвоено в основном на уровне шаманских культов, реликварного фетишизма, своекорыстных контагиозных манипуляций и пещерной идеи "русского бога - борца с иноземными богами". Иконостасы вместо схоластики. Василий Блаженный вместо Оккама. Миф "великой православной державы" вместо реального умственного развития.
Страннее (и неприятнее) всего, что сегодня, в XXI в., когда воспреемники традиций Абеляра, Фомы Аквинского и Бэкона прекрасно знают свое место в современном эклектично-плюралистическом мире, наши доморощенные наследники иосифлян, попиков-запивашек, блаженных похабов и бурсаков-недоучек пытаются представить себя главным оплотом интеллектуальности и эксклюзивными выразителями национального философского искательства.
blanqi Самая безбожная страна в истории и культуре - Россия.Джильс Флетчер в своем труде "О государстве Русском", обозревая церковные реалии нашей страны образца XVI в., не мог не отметить очевидного, красноречивого и, главное, удивительного для европейца факта: "Что касается до объяснения в проповедях Слова Божия, поучения или увещаний, то это у [русских] не в обычае и выше их знаний, потому что все духовенство не имеет совершенно никаких сведений ни в других предметах, ни в Слове Божием". Довольно остроумно для своего времени (и актуально до сих пор!) он прошелся чуть далее по тексту и о социальной стороне отечественного религиозного обскурантизма: "Будучи сами невеждами во всем, они [клирики] стараются всеми средствами воспрепятствовать распространению просвещения, как бы опасаясь, чтобы не обнаружилось их собственное невежество и нечестие. По этой причине они уверили царей, что всякий успех в образовании может произвести переворот в государстве и, следовательно, должен быть опасным для их власти". Но сегодня речь немного не о том.
Священники, неспособные даже обратиться к пастве с проповедью - как это показательно для "богоспасаемой" страны, населенной "народом-богоносцем" с "многовековой духовной культурой" наперевес! Стоит ли удивляться тому, что на Руси никогда не порывались писать об эманациях идей от Абсолюта и разделениях природы, не пытались сформулировать доказательства бытия бога и прочие суммы теологии; тому, что не могли родиться в православном царстве свои Эриугена, Фома Аквинский или хотя бы Франциск Ассизский? Боюсь, даже хрестоматийный схоластический вопрос о количестве чертей на кончике иглы оказался бы слишком абстрактным для местного клира: испокон веков его занимали
Этот воинствующий и крайне приземленный антиинтеллектуализм, к слову, очень доходчиво отражен и в культуре последних столетий, будучи воспроизведен, в том числе, и деятелями, всем своим творчеством стремившимся доказать обратное. При более пристальном осмотре наивность противопоставления "безбожного Запада" и "высокодуховной Руси" даже в умах сторонников этой идеи становится очевидной. Сравним два литературных отрывка, демонстрирующих как осознание проблемы интеллектуальной элитой, так и ее, элиты, представление об уровне развития духовного сословия.
Отец Панлю был невысок ростом, но коренаст. Когда он ухватился крупными руками за край кафедры, молящимся было видно лишь что-то черное и широкое, а выше два красных пятна его щек, а еще над ними – очки в металлической оправе. Голос у него был сильный, страстный, разносившийся далеко; и когда святой отец обрушил на собравшихся свою первую фразу, пылкую и чеканную: «Братья мои, вас постигла беда, и вы ее заслужили, братья», по храму прошло движение, докатившееся до паперти.
Последующие фразы логически не особенно то вязались с пафосом этой посылки. Только к середине речи наши сограждане уразумели, что преподобный отец ловким ораторским приемом вложил в первую фразу основной тезис своей проповеди, словно плетью ударил. Сразу же вслед за посылкой отец Панлю и впрямь привел стих из Исхода о египетской чуме и добавил: «Вот когда впервые в истории появился бич сей, дабы сразить врагов Божьих. Фараон противился замыслам Предвечного, и чума вынудила его преклонить колена, С самого начала истории человечества бич Божий смирял жестоковыйных и слепцов. Поразмыслите над этим хорошенько и преклоните колена»... «Ежели чума ныне коснулась вас, значит, пришло время задуматься. Праведным нечего бояться, но нечестивые справедливо трепещут от страха. В необозримой житнице вселенной неумолимый бич будет до той поры молотить зерно человеческое, пока не отделит его от плевел. И мы увидим больше плевел, чем зерна, больше званых, чем избранных, и не Бог возжелал этого зла. Долго, слишком долго мы мирились со злом, долго, слишком долго уповали на милосердие Божье. Достаточно было покаяться во грехах своих, и все становилось нам дозволенным. И каждый смело каялся в прегрешениях своих. Но настанет час – и спросится с него. А пока легче всего жить как живется, с помощью милосердия Божьего, мол, все уладится. Так вот, дальше так продолжаться не могло. Господь Бог, так долго склонявший над жителями города свой милосердный лик, отвратил ныне от него взгляд свой, обманутый в извечных своих чаяниях, устав от бесплодных ожиданий. И, лишившись света Господня, мы очутились, и надолго, во мраке чумы!»
<...> «Братья мои! – возгласил он с силой. – Эта смертоносная охота идет ныне на наших улицах. Смотрите, смотрите, вот он, ангел чумы, прекрасный, как Люцифер, и сверкающий, как само зло, вот он, грозно встающий над вашими кровлями, вот заносит десницу с окровавленным копьем над главою своею, а левой рукой указует на домы ваши. Быть может, как раз сейчас он простер перст к вашей двери, и копье с треском вонзается в дерево, и еще через миг чума входит к вам, усаживается в комнате вашей и ждет вашего возвращения. Она там, терпеливая и зоркая, неотвратимая, как сам порядок мироздания. И руку, что она протянет к вам, ни одна сила земная, ни даже – запомните это хорошенько! – суетные человеческие знания не отведут от вас. И поверженные на обагренное кровью гумно страданий, вы будете отброшены вместе с плевелами».
<...> «Знаю, многие из вас спрашивают себя, к чему я, в сущности, веду. Я хочу привести вас к истине и научить вас радоваться вопреки всему, что я здесь сказал. Ныне уже не те времена, когда человека ведут к добру благие советы и рука брата. Ныне указует истина. И путь к спасению указует вам также багровое копье, и оно же подталкивает вас к Богу. Вот в этом то, братья мои, проявляет себя небесное милосердие, вложившее во все сущее и добро и зло, и гнев и жалость, и чуму и спасение. Тот самый бич, что жестоко разит вас, возносит каждого и указует ему путь… Еще в давние времена абиссинцы христианского вероисповедания видели в чуме вернейшее средство войти в Царство Небесное и приписывали ей Божественное происхождение . Тот, кого пощадил недуг, укутывался в полотнища, которыми укрывали зачумленных, дабы наверняка умереть той же смертью. Разумеется, столь яростное стремление к спасению души мы рекомендовать не можем. Тут проявляет себя прискорбное поспешательство, граничащее с гордыней. Не следует опережать Господа своего и тщиться ускорить ход незыблемого порядка, установленного Творцом раз и навсегда. Это прямым путем ведет к ереси. Но так или иначе, пример сей поучителен. Самым проницательным умам он показывает лучезарный свет вечности в недрах любого страдания. Он, этот свет, озаряет сумеречные дороги, ведущие к освобождению… Он, этот свет, есть проявление Божественной воли, которая без устали претворяет зло в добро. Даже ныне он, этот свет, ведет нас путем смерти, страха и кликов ужаса к последнему безмолвию и к высшему принципу всей нашей жизни. Вот, братья, то несказанное утешение, которое мне хотелось бы вам дать, и пусть то, что вы слышали здесь, будет не просто карающими словесами, но несущим умиротворение глаголом».
<...>Он хочет лишь напомнить слушателям, что летописец Матье Марэ, описывая великую чуму, обрушившуюся на Марсель, жаловался, что живет он в аду, без помощи и надежды. Ну что ж, Матье Марэ был жалкий слепец! Наоборот, отец Панлю решится утверждать, что именно сейчас каждому человеку дана Божественная подмога и извечная надежда христианина. Он надеется вопреки всем надеждам, вопреки ужасу этих дней и крикам умирающих, он надеется, что сограждане наши обратят к небесам то единственное слово, слово христианина, которое и есть сама любовь. А Господь довершит остальное.
Великий французский атеист, автор процитированных строк, живший в секулярном ХХ веке, ухитрился вложить в уста идейного антагониста своих героев прекрасно продуманную и гармоничную с литературной точки зрения речь, достойную Мейстера Экхарта - и при этом не нарушил логику и достоверность своего романа: не слишком сложно вообразить эту проповедь в устах образованного иезуитского кюре и эмоциональный отклик его немногим менее начитанной аудитории.
Поскольку в год публикации "Чумы" теология по эту сторону границы давно вышла из круга дозволенных тем в литературе, перенесемся в прошлое - в благословенный XIX век, когда безбожные революционеры еще не успели смутить умы народа-богоносца диавольским мороком социализма и атеизма.
Старичок священник, с редкою полуседою бородой, с усталыми добрыми глазами, стоял у аналоя и перелистывал требник. Слегка поклонившись Левину, он тотчас же начал читать привычным голосом молитвы. Окончив их, он поклонился в землю и обратился лицом к Левину.
- Здесь Христос невидимо предстоит, принимая вашу исповедь, - сказал он, указывая на распятие. - Веруете ли вы во все то, чему учит нас святая апостольская церковь? - продолжал священник, отворачивая глаза от лица Левина и складывая руки под епитрахиль.
- Я сомневался, я сомневаюсь во всем, - проговорил Левин неприятным для себя голосом и замолчал.
Священник подождал несколько секунд, не скажет ли он еще чего, и, закрыв глаза, быстрым владимирским на "о" говором сказал:
- Сомнения свойственны слабости человеческой, но мы должны молиться, чтобы милосердый господь укрепил нас. Какие особенные грехи имеете? - прибавил он без малейшего промежутка, как бы стараясь не терять времени.
- Мой главный грех есть сомнение. Я во всем сомневаюсь и большею частью нахожусь в сомнении.
- Сомнение свойственно слабости человеческой, - повторил те же слова священник. - В чем же преимущественно вы сомневаетесь?
- Я во всем сомневаюсь. Я сомневаюсь иногда даже в существовании бога, - невольно сказал Левин и ужаснулся неприличию того, что он говорил. Но на священника слова Левина не произвели, как казалось, впечатления.
- Какие же могут быть сомнения в существовании бога? - с чуть заметною улыбкой поспешно сказал он.
Левин молчал.
- Какое же вы можете иметь сомнение о творце, когда вы воззрите на творения его? - продолжал священник быстрым, привычным говором. - Кто же украсил светилами свод небесный? Кто облек землю в красоту ее? Как же без творца? - сказал он, вопросительно взглянув на Левина.
Левин чувствовал, что неприлично было бы вступать в философские прения со священником, и потому сказал в ответ только то, что прямо относилось к вопросу.
- Я не знаю, - сказал он.
- Не знаете? То как же вы сомневаетесь в том, что бог сотворил все? - с веселым недоумением сказал священник.
- Я не понимаю ничего, - сказал Левин, краснея и чувствуя, что слова его глупы и что они не могут не быть глупы в таком положении.
- Молитесь богу и просите его. Даже святые отцы имели сомнения и просили бога об утверждении своей веры. Дьявол имеет большую силу, и мы не должны поддаваться ему. Молитесь богу, просите его, Молитесь богу, - повторил он поспешно.
Великий русский христианский мыслитель позволил одному из "целителей" своего героя произнести в защиту веры детский лепет. Снабдив, конечно, описание трогательно-сусальными эпитетами, отчего правдоподобие, созданное благодаря уровню аргументации, страдает. Да, граф Толстой был достаточно мудр, чтобы не проложить дорогу к катарсису своего автобиографичного героя одной лишь этой пародией на проповедь, однако и ее содержание (со времен Бориса Годунова священники научились держать в голове несколько доводов, заученных в семинарии, и не более), и умилительное отношение к нему автора нам достаточны для выводов.
Как не согласиться в итоге с мнением о том, что христианство в России так и не было проповедовано? Эта традиция ненадолго ожила только в трудах узкого круга интеллектуалов рубежа XIX-XX вв. (среди которых половина была нерукоположенными и крайне далеко отошедшими от догматов, подобно Соловьеву и Лосскому), а в массах оказалось усвоено в основном на уровне шаманских культов, реликварного фетишизма, своекорыстных контагиозных манипуляций и пещерной идеи "русского бога - борца с иноземными богами". Иконостасы вместо схоластики. Василий Блаженный вместо Оккама. Миф "великой православной державы" вместо реального умственного развития.
Страннее (и неприятнее) всего, что сегодня, в XXI в., когда воспреемники традиций Абеляра, Фомы Аквинского и Бэкона прекрасно знают свое место в современном эклектично-плюралистическом мире, наши доморощенные наследники иосифлян, попиков-запивашек, блаженных похабов и бурсаков-недоучек пытаются представить себя главным оплотом интеллектуальности и эксклюзивными выразителями национального философского искательства.
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
no subject
Date: 2011-06-12 10:18 am (UTC)no subject
Date: 2011-06-12 10:42 am (UTC)2) на мой взгляд, Толстой по-своему интересный мыслитель, хотя и не близок моим взглядам.
no subject
Date: 2011-06-12 12:10 pm (UTC)Ну да, мы православные язычники. И что?
no subject
Date: 2011-06-12 12:30 pm (UTC)Католицизм для Запада стал своего рода трамплином, от религиозного мышления к научному и философскому. У нас ничего подобного не сложилось, и это одна из ключевых причин, по которым мы сегодня имеем кашу в головах без какого-либо намерения en masse ее упорядочить.
no subject
Date: 2011-06-14 07:31 pm (UTC)С каких это пор моя религия - неполноценная? И что кроме католичества с Вашей т.з. является полноценной религией? Какие критерии?
При всем своем уважении к долгоживущей организации Святого Престола, научная КМ была и до появления христианства в известной нам форме.
no subject
Date: 2011-06-14 08:06 pm (UTC)На мой взгляд, как полноценная мировоззренческая система может сложиться любая религия, но главное - отклик на нее. Я не случайно упомянул Владимира Соловьева и Лосского, достаточно глубоко и разумно переосмысливших веру, в том же ряду можно упомянуть Даниила Андреева. Увы, эти попытки интеллектуализации и обновления религии (может, и слегка запоздалые в век прагматизма, экзистенциализма и психоанализа, но не суть) остались категорически не принятыми церковью и неинтересными массам. Вот эта "вера, не приходя в сознание" и вызывает, скажем так, горестное недоумение (безотносительно разницы в нашей с вами вере).
no subject
Date: 2011-06-16 07:31 pm (UTC)Тот факт, что восприятие религии в России отличается от условно "западного" - это факт. Просто я не считаю это каким-то недостатком. Просто особенность.
К тому же для большей части жителей Европы, на мой взгляд, религия была/есть такой же "формальной и обрядовой".
no subject
Date: 2011-06-12 02:05 pm (UTC)no subject
Date: 2011-06-12 04:14 pm (UTC)no subject
Date: 2011-06-12 02:42 pm (UTC)Позже, в петровские времена, науку и мысли из Европы взяли, а вот из церкви и религии за их ненадобностью, сделали декорацию и некую "народную традицию", не более.
Именно из-за этого, а не чего либо иного получилось то что получилось.
Ну а то что в Европе что там рассуждали о "боге" - это скорее их беда. Европейцы же не виноваты, что на разлагающемся трупе Римской империи некие сирийцы старательно насаживали совершенно чуждое мировоззрение, зародившееся совершенно в другом обществе, даже не в рамках индоевропейской религиозности. Итог всего этого - потребовалось много больше времени чтобы всю эту ближневосточную мистику как-то подстроить под себя и в итоге придти к "научному атеизму".
Все эти "мудрые" рассуждения об ангелах на на острие иглы - это и есть самый натуральный псевдо-интеллектуализм - "Мудрость бесовская". Пусть и кроющиеся вывеской "абстрактного мЫшления". А так некоторорые и какого нибудь Иринея Лионского великим христианским мыслителем назовут :)
Русским в этом плане пришлось легче, о чем собсно Белинский и не двусмысленно намекает:
Русский народ не
таков; мистическая экзальтация не в его натуре; у него слишком много для
этого здравого смысла, ясности и положительности в уме, и вот в этом-то,
может быть, огромность исторических судеб его в будущем.
no subject
Date: 2011-06-14 07:34 pm (UTC)Здравый смысл и положительный настрой - самое важное.
no subject
Date: 2011-06-13 01:41 am (UTC)no subject
Date: 2011-06-19 01:16 pm (UTC)Страна едва освободившись от вассальной зависимости распространила свой сувереннитет на земли дотоле независимые, ушла феодальная раздробленность - и всё это без грамотных людей?
В Европе же того времени грамотность считалась приличной священникам и торговцам.
Так что кто из Вас врёт, или автор цитаты, или цитирующий.
no subject
Date: 2011-07-07 10:27 pm (UTC)no subject
Date: 2011-07-08 08:47 pm (UTC)Это не говоря уж о том, что невежество тогдашнего духовенства прекрасно подтверждается и другими фактами с источниками, в т. ч. внутрироссийскими. Откуда, собственно, взяться грамотности за пределами базовых навыков в стране, где не было университетов, а первое подобие высшего учебного открылось в XVII в., и то на Украине? Вот и выходит характерное противопоставление: пока по эту сторону границы не выступали даже "по бумажке", в Западной Европе списки запрещенных проповедей Экхарта курсируют во всех социальных слоях несколько столетий.
no subject
Date: 2011-07-11 04:13 pm (UTC)Ну а если уж докапываться до терминологии, то аббревиатура РПЦ к тогдашним реалиям вообще неприменима. РПЦ – это сталинская выдумка обр. 1943 г., таковой по сей день и остается. В Московском государстве даже патриарх титуловался совсем не так, как сегодня.
no subject
Date: 2012-01-29 09:58 pm (UTC)