Еще к навеянному Маркузе.

...нас интересуют "культурные герои", живущие в воображении как символы той установки и тех деяний, который определили судьбу человечества. И уже в самом начале мы сталкиваемся с тем, что преобладающим культурным героем будет плут и (страдающий) богоборец, который создает культуру ценой вечной муки. Стоит заметить, что он символизирует производительность и неутолимую жажду к овладению жизнью, и здесь неразличимо переплетаются благословение и проклятие, прогресс и мучительный труд. Прометей - герой-архетип принципа производительности. Но в мире Прометея Пандора - женский принцип, сексуальность и наслаждение - предстает как несущая разрушение и проклятие. "Почему в женщинах видят проклятие? Обличение сексуальности, завершающее раздел [о Прометее у Гесиода], подчеркивает прежде всего их экономическую непроизводительность; они - бесполезные трутни, статья роскоши в бюджете бедного человека". В случае если в Прометее мы находим культурного героя тяжелого труда, производительности и прогресса посредством репрессии, то символы иного принципа реальности следует искать на противоположном полюсе. Нужно помнить, такие фигуры, представляющие совершенно иную действительность, мы видим в Орфее и Нарциссе (которые родственны Дионису: антагонисту бога, санкционирующего логику господства и царство разума). Стоит заметить, что они не стали культурными героями западного мира, а превратились в образы радости и удовлетворения...

Цитата из "Эроса и цивилизации" наводит на мысль о том, что, свергая культурного героя-созидателя с пьедестала главного человеческого архетипа, политический постмодернизм выдвинул ему на смену не только архетип самовлюбленного безумца (о котором как-нибудь позже), но и другой, более очевидный и востребованный во все времена - архетип трикстера. Сам Маркузе упоминает его вроде бы походя, отстранённо и в одном ряду с "морально устаревшим" героем-производителем, с которым и так всё ясно: Прометей зажжёт не только очаги и фабрики, но и костры под еретиками, и жерла орудий; Ильмаринен выкует не только мельницу Сампо, но и меч из стали; а уж Азазель... впрочем, нет, Азазель культурный герой именно того толка, который постмодернистам по нраву. Так или иначе, в том философском континууме, где болтается фрейдомарксизм, хитрый плут оказался очень к месту. Трикстер, что вольно обходит нормы морали и обращает их против её же носителей; не чтит богов, авторитетов и властей; враг мещанства, ханжества и умеренности; действует не физической силой или трудом, а чистым умом (производством смыслов, как есть!); никому, ничем и ни в чём не обязан - идеальный состоявшийся человек эпохи постмодерна, казалось бы.

Если развернуть метафору куда-то до литературной заготовки, то вольные-невольные продолжатели и соучастники смены культурного героя на трикстера могли иметь самые благостные иллюзии на этот счет. Трикстер, мол - это Гермес, который на своих крылышках будет сновать туда-сюда и налаживать нам глобализацию; Иванушка-Дурачок, что своей непроходимой глупостью одолеет репрессивную логику объективной реальности; или, там, Братец Кролик - в своем исходном виде, как забытый бог йоруба, еще не аппроприированный подлым дикси Харрисом.

Вот только они, как всегда, немного просчитались. Трикстер амбивалентен и не сводится к понятному и управляемому шутнику и насмешнику. Трикстер в равной мере - это Локи, породитель чудовищ и виновник Рагнарёка; это предводитель демонов Хеллекин в черно-красной маске и платье из разноцветных лоскутков; наконец, самым успешным трикстером в некотором роде является сам Отец Лжи. Или, в конкурировавшей версии того же мифа - дефективный творец материального мира, чье второе имя Сакла, т. е. по-арамейски Дурак.

Что ж, сегодня миф прорвался в жизнь, и демоническая орда хихикает на свободе. Жаль, что я не Гейман, чтобы это описать.